Вереск 2.0
Обитатель
Ночь смыкалась над головой.
В самый чёрный час, когда взошла луна девушка оказалась одна на лесной поляне. Лесным зверям она была неинтересна. Разбойникам внушала необъяснимое желание на всякий случай развернуться и двигать обратно, откуда пришли.
Девушка медленно поставила в центр поляны свою ношу и раскрыла её.
Только сейчас в тонких волосах начала проступать седина. Или это луна играла на локонах?
Саквояж казался пятном тьмы даже в лучах лунного света.
Девушка расстегнула платье до пояса обнажив узкую полоску кожи от шеи до живота. Блеснул тонкий кинжал.
Остриё впилось в кожу, прокалывая ее и разрезая. Девушка опустилась на колени.
Затем под тонкими пальцами щелкнули застёжки саквояжа. Медленно, словно она совершала какой-то обряд, девушка погрузила ладони глубоко в саквояж, а потом, когда они обняли что-то округлое, также неспешно вынула их.
Сердце ещё билось. Его оплетали золотые искры, пробегая по венам и артериям. Оно глухо стучало в ладонях, продолжая биться.
Если бы кто-то мог видеть эту странную картину, он был бы поражён, но кому расскажут лесные филины и полевые мыши? Если бы кто-то мог слышать шёпот забытого или ещё не родившегося языка, разве различил бы его меж шума ветра и шуршания травы?
Одной ладонью раскрыв грудную клетку так легко, словно это было вовсе не человеческое тело, а пустая оболочка, девушка поместила внутрь сердце.
Рана закрылась сама собой. Руки очистились от крови.
В её улыбке было что-то волчье, страшное и живое.
Если бы кто-то слышал её песню, возможно он бы разобрал слова. Она шла по земле, не оставляя следов. А они звучали даже когда её след пропал между древесных стволов.
Hush, hush darlin' Hush, hush darlin'
Hush, hush don't tell me tell me cause it hurts
В самый чёрный час, когда взошла луна девушка оказалась одна на лесной поляне. Лесным зверям она была неинтересна. Разбойникам внушала необъяснимое желание на всякий случай развернуться и двигать обратно, откуда пришли.
Девушка медленно поставила в центр поляны свою ношу и раскрыла её.
Только сейчас в тонких волосах начала проступать седина. Или это луна играла на локонах?
Саквояж казался пятном тьмы даже в лучах лунного света.
Девушка расстегнула платье до пояса обнажив узкую полоску кожи от шеи до живота. Блеснул тонкий кинжал.
Остриё впилось в кожу, прокалывая ее и разрезая. Девушка опустилась на колени.
Затем под тонкими пальцами щелкнули застёжки саквояжа. Медленно, словно она совершала какой-то обряд, девушка погрузила ладони глубоко в саквояж, а потом, когда они обняли что-то округлое, также неспешно вынула их.
Сердце ещё билось. Его оплетали золотые искры, пробегая по венам и артериям. Оно глухо стучало в ладонях, продолжая биться.
Если бы кто-то мог видеть эту странную картину, он был бы поражён, но кому расскажут лесные филины и полевые мыши? Если бы кто-то мог слышать шёпот забытого или ещё не родившегося языка, разве различил бы его меж шума ветра и шуршания травы?
Одной ладонью раскрыв грудную клетку так легко, словно это было вовсе не человеческое тело, а пустая оболочка, девушка поместила внутрь сердце.
Рана закрылась сама собой. Руки очистились от крови.
В её улыбке было что-то волчье, страшное и живое.
Если бы кто-то слышал её песню, возможно он бы разобрал слова. Она шла по земле, не оставляя следов. А они звучали даже когда её след пропал между древесных стволов.
Hush, hush darlin' Hush, hush darlin'
Hush, hush don't tell me tell me cause it hurts