Границы вещественного бытия раздвинулись, и ботинок вышел за пределы существования косной материи; посредством спонтанной планарной трансмутации он просочился сквозь бреши в ткани пространства в иноконкретность. Он приоткрыл завесу тайн мироздания, и для него стал очевидным тот факт, о котором, впрочем, он догадывался и раньше, что он был не собственно ботинком, но куда больше, а именно овеществлённой идеей ботинка, получившей воплощение благодаря коллективной уверенности в его существовании. Как только он выпал из поля осознания кем бы то ни было, чей длинный ряд завершился диким порождением канализационных глубин, выплюнувшим его - очевидно, вследствие острой аллергической реакции на головастиков, - кожа, резина и ткань, из которой были скручены его шнурки, утратили свойство быть объектами материального мира, отчего вскрылась иллюзорность частиц, их составлявших, и остались лишь дискретные связи между ними. Эти логические линии, прочертившие промежутки между мнимыми квантами пустоты, в сущности являлись лишь геометрическими местами точек, лежащих на пересечении четырёхмерного пространства-времени и плоскостей, сходящихся в некоем абсолюте и являвшихся эманациями разумной субстанции высшего порядка. Когда эта картина возникла в восприятии ботинка, он узрел неисчислимое множество касательных к десяти сфирот, зиявших в квинтэссенции вселенной как белые дыры - недостижимые области бытия и познания, и в то же время высшие проявления единства сущности самого ботинка и абсолюта, лежащего за гранью мироздания и при этом являющегося и этой гранью, и собственно мирозданием.
Возвысившись над бренным миром и абстрагировавшись от него, ботинок попал в нулевую координату системы отсчёта, где в бесконечности лежал абсолют, причём направление было неважно, ибо множество бесконечно равноудалённых точек есть одна и та же точка. Однако ботинку всё ещё предстоял выбор одного из трёх столпов, с которых он начнёт своё движение. Один из них простирался слева, и, обращая своё восприятие к нему, ботинок ощущал силу, струящуюся сквозь сосуд, обеспечивающий его присутствие во вселенной. Там, слева, завеса аксиом и постулатов приоткрывалась ещё сильнее, вплоть до предела, когда она исчезала совсем. Когда он обращал восприятие к правому столпу, он окутывал знанием всё своё прошлое, сконцентрированное в пучке бифуркаций, составляющих линию времени; однако теперь, находясь вне пределов этой линии, он мог созерцать её всю одномоментно. Теперь он видел и понимал, что именно и как именно привело его сюда, и связь с хозяином, эта цепь души, успевшая побывать и кандалами, и якорем, связывавшим ботинок с тем, предшествующим миром, преобразовалась в группу мультипликативных представлений об объективной реальности, и единичное представление, являющееся базисом этой группы, перестраивало ботинок в самого себя и замыкала его на нём же. Наконец, центральный столп являл собой олицетворение баланса как способа существования полей, из которых было соткано бытие. Это был самый короткий и безопасный путь, требовавший, однако, полной отрешённости от персональной монады и, как следствие, потери имени, ипостаси и даже самого Эго. Как бы то ни было, Супер-эго, как неугасающий маяк, продолжило бы своё существование, схлестнувшись в вечной схватке с Ид, и терминатор между тьмой и светом, как проявление абсолютного равновесия, прочертил бы прямой путь к абсолюту.
Свет, как начальное, индифферентное, а потому наиболее близкое к абсолюту состояние материи, связывал воедино эту иерархию, преломляясь в сфирот, выступавших, помимо всего прочего, для света в качестве линз, и на траекториях между сфирот располагались сгущения имманентности. Это были не просто пути наименьшего сопротивления или своего рода метафизические тропы, как можно было бы подумать, а естественные проекции движения застывшего в своей непрерывности потока времени сквозь сфирот. Источником же света являлись собственно сфирот, однако это была лишь видимость, так как посредством их свет излучала бесконечно удалённая и обладающая бесконечной размерностью сфера. В то же время топологическая инверсия пространства преобразовывало эту сферу в точку, а сам ботинок становился этой сферой, но направление света оставалось прежним. А поскольку скорость света была величиной конечной, то простое вычисление показывало, что момент времени, когда этот свет был индуцирован, находился бесконечно далеко в прошлом - следовательно, и сам свет этот был вечным. Однако здесь само понятие течения времени утрачивало старое значение и приобретало новое; в действительности его анизотропия приобретала вероятностный характер и сводилась к нулю при увеличении продолжительности до бесконечности, а следовательно, разницы между бесконечно удалённым моментом в прошлом и таковым в будущем теперь не было. Таким образом, свет этот струился и из будущего, лежащего там же, в бесконечности, и именно туда был сейчас направлен путь ботинка. Он избрал спиральный маршрут прохождения сквозь каждую из десяти сфирот, дабы наполнить себя всеми без исключения составляющими цифрового кода бытия и раскрыть для своего понимания все возможные проявления абсолюта во всём их бессчётном многообразии. Это бы научило его истинному идеограмматическому первоязыку, и сделало бы возможным обладание голосом.
Разбил мне сердце, я бы снова согласилась.
Ботинок, и после такого тебя продолжают волновать наши мелкие земные проблемы?
