Императрица была в печали. В печали по шевалье де Брильи.
- Ах, Семён, - говорила она своему слуге, пьяно икая. - А помнишь, как он смотрел на мои перси? Так никто никогда на них не смотрел. Я уж думала, что у меня прямо в декольте приплод случится.
- Государыня, это был его близнец, вы еще тогда гневаться изволили.
- Да? Казнить тогда нечестивца с сальными глазками! Но уже убиенный шевалье отличным был самцом. Похороните его рядом с Никитой Оленевым, чтобы мне по кладбищу долго не гулять, навещая обоих. Но чтобы я не множила печали свои каждый день, обустройте могилки в Таллине. Велю негодяю Мемнохию за ними присматривать. И что там с расследованием?
- Вчера всё так ловко повернулось в сторону неопалимого Алфера, что больше никого задержать не удалось, всё внимание на себя отвлек.
- Это кто?
- Местный Герасим, хорошо солит огурцы для своей барыни Арлисскиной. Де Брильи называл его колхозником похуже полуграмотного Слипы.
- За то и смерть принял?
- Похоже, что да. Французишка думал, что его расстрельные списки самые длинные в Европе, да нарвался на нашу холопскую лопату. Мужика разозлишь, уже не остановишь.
- А девушка почему тогда пострадала?
- Да дурында. Ее мирный хвост за версту был виден, но неженка похлеще самых родовитых дам. В ее честь в Минске хотят провести закрытый вечер игры в карты, поддержать перед казнью, что учинят ей в Малороссии. Там люди жесткие, вместо книксенов пощечины раздавать привыкли.
- Ну и не жалко, я о ней только сегодня услыхала. Продолжайте расследование, преступники должны быть выведены на чистую воду! И в ней же утоплены.
Что, напугала я вас?
Да ваще, я решила, что все быстро проголосовали, и вышел досрочный ход