Инесс втянула тяжелый воздух Театра Вампиров. Сородичи, да так много, и все собрались в эти дни под сводами театра. Пепел в гробу в Манфреда, опущенные решетки.... да, чего-то такого и стоило ожидать. Инесс слышала голоса сородичей, шепот, неясные шорохи, доносившиеся со всех сторон и сливавшиеся в единый гул. Тени в углах налились, стали еще темнее и гуще. И воздух, заряженный электричеством, как перед грозой, несмотря на промозглую сырость.
Она стояла, прислонившись к одной из колонн, и молча наблюдала. Колонна была украшена причудливой резьбой, изображавшей перекошенные лица истязаемых в преисподней грешников; лицо Инесс, сокрытое в темноте большого зала, напротив, выражало почти безмятежную задумчивость.
- Решительно невозможно не судить вампира, решившегося на столь отвратительное преступление. Однако, прежде чем судить, нужно хотя бы выяснить, кого. Не правда ли, amico mio? – спросила она, обращаясь к ближайшему к ней резному черепу, раскрывшему рот в безмолвном крике. – Вопросы, вопросы....
Накануне
- Ну же, ну же, - нетерпеливо шептала Инесс, пока кучер гнал ее дилижанс по ночному городу.
Наконец, они прибыли на место. Увы, только чтобы застать там кучку нерасторопных слуг, которые, тихо переругиваясь, выгружали ее гроб у входа в особняк.
- Che diavolo, почему так долго? – Выругалась она. – Вы должны были давно закончить! Засветло!
- Доброй ночи, мадемуазель, – участливо поздоровался с ней какой-то прохожий господин. – Может, вам нужна помощь?
- Благодарю вас, месье, - сладко протянула Инесс и промакнула глаза краешком вышитого носового платка. Черного. – Я сама не своя... Потеряла сегодня любимого дядюшку.
Мужчина с любопытством переводил взгляд с Инесс огромный гроб черного дерева.
- Да.... знатный был любитель поесть, - устало улыбнулась она.
- Мои соболезнования, мадемуазель, - ответил мужчина, который уже позабыл о гробе и теперь открыто глазел на Инесс. - Вы без провожатых, в столь поздний час. Позвольте мне проводить вас.
Инесс протянула ему руку и вскоре их фигуры, прильнувшие одна к другой, скрылись в темноте безымянного особняка в Латинском квартале.
В Театр она явилась раскрасневшейся и заметно потеплевшей