В берлоге Бенджи я натыкаюсь на большой черный пакет с аккуратно сложенными шмотками - рубашки, носки, ботинки, трусы, даже, мать его, пальто, - и все сплошь черное. Там же лежит свернутый матрас, вроде того, что берут с собой в походы, и котел. Денег нигде нет.
Квартира тошнотворно чистая, выдраенная до блеска. Никаких комиксов, никакой порнушки, никакого дерьма в толчке или волос в сливе душа, вообще ничего, как будто гребанный Бенджи готовился умереть или съехать куда-то. В холодильнике нет жратвы, но зато к двери прилеплен лист бумаги. На нем три адреса, помеченные как Боб, БК и ТД и число 11, обведенное черным маркером.
- Твою мать, Бенджи, - говорю я вслух. - Во что ты вляпался?
Набор гребанного готического скаута, аккуратно сложенный в шкафу Бенджи, не дает мне покоя, пока я еду в битком набитом автобусе. Конечная точка - первый адрес с листка, подписанный «Боб».
На углу пятой и семнадцатой в автобус вваливается толпа и меня прижимает к стеклу.
- Эй, - шепчет сзади сексуальный женский голос. - Где я тебя видела раньше?
- Время истекает, - доверительно шепчет невидимая дамочка, засовывая обе руки в карманы моих джинсов.
- Ты будешь судить, или нет, засранец? - шепчет она. - Давай же, детка. Скажи мне имя или проваливай.
- Йоу, сестренка, - говорю я, тоже шепотом. - Полегче. Я занят сегодня, спасибо, не хочу никого судить. Может завтра?
Она разочарованно вздыхает и отпускает меня. На следующей остановке я наконец отлепляюсь от стекла, но сзади уже никого нет.
Я бы пригласил ее к себе покувыркаться, если бы не одно «но». Если бы не записка, гребанное любовное послание, найденное на обоссаном полу подъезда у квартиры Бенджи. «Зайдем вечером. Есть разговор. Детектив Стерн».
Во что ты вляпался, Бенджи?
