С тяжёлым сердцем, наполненным страхом неизвестности и предчувствием беды, я изо всех сил пытался отогнать тревожные мысли. Но очертания возникшего предо мной старинного особняка, обвитого густым плющом, словно заключенного им в вечный плен, только усилили мою тревогу. Между тем небо начинало темнеть, а прозрачная серая морось вокруг наливалась густотой, стремительно окрашиваясь в чёрное.
В первые секунды я не смог узнать в этом худом и бледном человеке, похожим на измученного старика, моего бедного друга. Когда-то прекрасные каштановые кудри его сделались абсолютно седыми, а широкие плечи сгорбились словно от тяжкого груза, и только лихорадочно горящие черные глаза на бледном лице говорили о том, что он все еще молод.
Сам дом с его аристократичной строгостью, старинной массивной мебелью, благородной патиной венецианских зеркал, над которым как будто витал дух запустения и тлена, напоминал мне моего дорого друга.
Почти до полуночи сидели мы в огромной зале перед зажженным камином, пытаясь согреться и не получая тепла. Кровь стыла в моих жилах то ли от холода, то ли от дрожи в голосе моего товарища, рассказывающего мне свою историю.