Сегодня семейная драма в обители потомственного стражника случилась, когда Дональду пришла пора выходить в ночной дозор. Дети, все пятеро, включая младшего, сидящего на горшке двухлетнего Дона-младшего, уже не дрались и не орали, следя за взрослыми в тревожном ожидании.
В пять часов пополудни он застегнул поданный супругой шлем и немного подкрутил усы. Он бодрился изо всех сил, но напускное оживление выглядело несколько фальшиво.
- Не забудь подать принцу прошение на пенсион по потере кормильца, а мой нагрудник сохрани для сына, - дрогнувшим голосом сказал он жене. Прощание затягивалось, как будто Дональд по меньшей мере уходил на войну. - Заначка...
На этом слове соседи навострили уши, и под окнами северной башни начали собираться любопытные.
- Эх, заначку найдешь в моих новых ботинках. Тех, что теща подарила... на день муниципального служащего.
О том, что кубышка зарыта у любимой тещи в саду под георгинами, Дональд рассказать не успел. Его Гризельда издала долгий мрачный стон, а дети, как по сигналу, заплакали. Заразившись всеобщим унынием, стражник и сам захлюпал носом.
Гризельда, повиснув у него на шее, жалобно рыдала в самое ухо: "Истукан ты бесчувственный! Что-то теперь с нами всеми станет!!! Не ходи!.. Убьют тебя!.. Затопчут... ыыыыыыы..."
По доносившимся до них крикам дремавшие на лавке старухи к тому времени твердо решили, будто Дональд хочет бросить семью ради какой-то шалавы, и принялись возмущенно перешептываться. Придя к консенсусу, что пока не поздно, следует вмешаться общественности, и пошли на штурм северной башни.
- Ну, будьте же благоразумны... - понимая, что безобразная сцена может затянуться до бесконечности, стражник медленно шаг за шагом протискивался к двери. - Во первых, у законной власти не так много власти. Всех не перебьют....
- А во вторых, я в кирасе. И с Мераксес! - уже с улицы крикнул он.
Где-то в аристократическом квартале полыхало зарево.
- Идите скорее!
- Помогите!
- Там бойня!
- Пожар!
- Резня!
- Караул! Насилуют!
- Грабят!
Когда же зеваки заговорили о кровавых реках, в коих утопает серый булыжник мостовой, стражник внезапно почувствовал себя мучеником, идущим на казнь, тогда как известие об отрезанной ноге школяра вызвало у него лишь легкое недоумение:
- Всего-то.. А ведь можно было подуть на ранку и бездельнику сразу стало бы легче, - доверительным тоном сообщил он Мераксес, и дорогой возложив поминальный венок на могилку дер Ролеплею, отправился на площадь, исполнять свой служебный долг.