Он бежал. Насколько позволяли отвыкшие от таких нагрузок лапы. Виляя из стороны в сторону, уворачиваясь от летящих в него вил, топоров, дрынов и прочей пакости. От стога к стогу, от березки к елочке, от елочки до пенечка... вот еще до того пенечка, и всё... Медведь устал. Он давно уже отвык от такой дикой жизни. Но с тех самых пор, как вынужден был - не по своему хотению, а токмо по воле случая! - сбежать от своей хозяйки, он скитался, как самая последняя бездомная дворняга. Он ел, что мог найти за околицами деревушек, в помойных кучах (хорошо, что их во все времена около человеческого жилья было в избытке). В лесу находил грибы, ягоды, изредка дикий мёд, каждый раз вспоминая, как делил вкусности с хозяйкой, сидя на облучке уютной кибитки... Лесная еда была вкусной, но ее было мало для привыкшего к регулярной кормежке медведя. Голод начинал сводить живот, лапы болели, тоска грызла душу. Пафнутий решил вернуться. Вытерпеть любые попрёки, даже попрёки тяжелой палкой, да что палкой - хоть оглоблей попрекай, хозяйка, только возьми обратно...
На дороге заскрипела телега, переваливаясь по колдобинам. Медведь втянул носом приятный запах лошади, сена и самогона, прислушался к плюханью колес по лужам и лениво матерящемуся голосу и понял - это шанс! Добрый человек выведет его к прежней чудесной беззаботной жизни. Пафнутий выскочил наперерез лошади и упал на колени посреди дороги. На морде медведя должны были читаться слова, которые обычно говорила цыганка: "Не для себя просит, а только заради малых детушек-медвежатушек!" Этот трюк срабатывал всегда, и приносил неплохой доход на ярмарках: баранками, медяками, иногда даже пряниками! Но не сейчас... Старая кляча от ужаса попыталась встать на дыбы, чуть не сломав оглобли. Мужик вскочил на телеге, заорал, что твой пароходный гудок, хлестнул вожжами кобылу, что есть силы, и бросил в зверя тем, что попало под руку - тяжелой бутылью темного стекла.
-Чур меня! Прочь, нечисть, прочь, звверрюга!
Пафнутий подхватил бутылку - привычный, чего уж там, и не такое прилетало! и успел-таки отскочить с дороги перед вспомнившей молодые годы лошадью. " Эк, понеслась-то!" - удивился он, принюхался к добыче и блаженно зажмурился.
Медовуха! Медведь приник к горлышку бутылки и не отпускал, пока не опорожнил полностью. И потом еще долго облизывал морду и лапы, пока не уснул.