Тонкие пальцы ощупывали свежесорванные цветы, гладили шершавые стебли, сплетали их друг с другом. Крупно и часто подрагивали. Шёлковые лепестки и листики срывались и падали вниз, устилая ещё не прогретую солнцем землю мягким ковром.
Нод закрыл глаза в отчаянной попытке уцепиться за смутные обрывки мыслей, бившихся в его сознании, как в клетке. Бросающий вызов взгляд из-под приопущенных век. Броское сверкание розовых серёжек. Манящие движения пухлых губ.
Рой образов яростно вихрился и больно жалил изнутри. Солрак знал, что со временем он утихнет и сойдёт на нет, а свежие раны перестанут кровоточить и зарубцуются.
"Нет. Я ни за что не забуду её. Я сберегу последние мгновения, когда мы виделись, и не дам этому воспоминанию ускользнуть как сон. Даже если потребуется вытравить её лицо на сетчатке - я сделаю это".
Этот последний взмах рукой - ураган, переворачивающий здания и корабли. Лёгкий и задорный смех - гром, выбивающий окна и рвущий перепонки.
Она поманила его за собой - и он бежал следом в трепетном предвкушении под взволнованный бой сердца. Но не нашёл её дома. И на заднем дворе. И на чердаке, и в переулке, что выходит на набережную, и на самой набережной. Всю ночь он рыскал по целому району, и лишь когда силы покинули его тело, надежды покинули его разум.
Пламя разгорелось и ослепительно вспыхнуло, и лучи его обожгли глаза, спалили брови и ресницы, вонзились в кожу тысячью игл. Это пламя раскалило податливый металл, и он придал ему форму острого четырёхгранного клинка. Оставалось лишь закалить его в солёной воде. Поэтому он пришёл на берег залива, где тёмное море омывало Тихую Гавань. Здесь он нарвал цветов и сплёл из них венок, а затем пустил его в плавание навстречу восходящему солнцу.
"Adiós, señorita. Я отдал вам своё сердце, и теперь у меня его нет. Я окончательно избавился от всех своих земных оков. Нет больше жалости, сочувствия и сострадания. Есть только холод и зияющая дыра в груди".
И пыльный тяжёлый маузер в углу под кроватью.