Прошло несколько часов. Улицы города бурлили, словно назревала какая-то неприятная заварушка, типа революции. На Альборе вот также начиналось, думала она, стараясь не показывать страха. Не то чтобы она боялась, скорее воспоминания были совсем не светлыми. Поймав себя на том, что машинально касается рукой талисмана-пуновицы уже в третий раз за час, So уверилась, что ей срочно нужно искать убежище. Бросив бесплодные поиски её "банды" состоящей скорее из одиночек, слишком независимых, чтобы действовать сообща во всех ситуациях, кроме выживания.
А потом она наткнулась на очередной труп.
К Миле она пошла последней, спустилась через крышу, потом проникла на балкон, где рама была специально закреплена так, что сдвинув можно было попасть в дом. Внутри как стадо майязавров проскакало - все перевёрнуто, клочья бумаг, ящики дном к верху. И в дверном проёме уже сереющее тело теккурианки. Левая кисть намертво задала нож, но лезвие сухое. Не успела? Правая рука сломана, щестипалая кисть в крови... Беги, прошептала ей интуиция, и она нырнула обратно на балкон, оттуда на крышу.
...в тот раз ее поймали впервые, кусок хлеба, неумело вытащенный с лотка булочника мог стоить ей руки, жизни или потери чего похуже, а потом жизни, если бы правосудию ее отдали не сразу. Она сидела в чулане и ждала, когда за ней придут, и вот дверь щёлкнула почти бесшумно растворилась, её вытащили, зажав рот, но казни не последовало. Во рту оказался кляп, а сама она через долгих полчаса непонятного бега оказалась на свободе. Она раньше не видела теккурианок так близко. А ее собеседника вовсе не могла опознать - не знала такой расы. Говорящий аквариум булькал и требовал, декодер превращал его речь в человеческую, и она казалось даже не понимает с пятого на десятое. Они спорили, пока теккурианка не отрезала своим характерным мелодичным сопрано...
Полчаса спустя она сидела на одной из самых высоких крыш города. Как добралась So почти не помнила. На крыше был ветер, именно он сорвал с ее головы капюшон, развевая рыжие волосы с нитками серебра, сушил слёзы и выбивал из глаз новые. Она сидела, обняв руками колени, пока в ее теле не осталось никакого тепла, а в душе не созрела решимость. Стая не встанет за неё. Умные спрятались, добрые...
- Зачем ты спасла меня тогда, Миле?
- Глупые как ты должны умирать...но ты рыжая...на вашем языке это...- задумчиво облизнув кончик носа, Миле закончила - фартовые. А нам бы не помешала удача...
Добрые погибли. Я сама по себе.