Ночь седьмая и последняя.
В голове творилось что-то несуразное.
Тому то казалось, что он может поднять Землю рычагом, то он виделся себе маленьким плачущим ребенком, потерявшемся в темном лесу. Ейфория ежеминутно сменялась полной меланхолией. Когда он подошел таки к повозке, Кромвель как раз мнил себя Голиафом. Он буквально вломился внутрь, полный решимости требовать и сокрушительно настаивать.
- Эми! Ты здесь? Я пришел поговорить!
Эми приставила человеку нож к горлу прежде, чем сообразила, что это Том.
Нож у горла остановил
Томаса очень действенно. Голиаф временно затих и Кромвель взял руку Эми за запястье и аккуратно и медленно отвел от своей шеи.
- Эм? Это я, Эм.
- Том? Что ты здесь делаешь?
Эми была ещё сонная, поэтому рука с ножом опустилась не сразу.
Держа Эми за руку с ножом, и вспоминая свою лихую юность в Италии,
Том тихо и спокойно сказал:
- Поговорить, дорогая. Может опустишь нож? Я не буду ни грабить ни убивать. Ни насиловать.
Эми наконец заметила, что нож по-прежнему у неё в руке, и спрятала его. Том не понял, куда.
- Слушаю тебя.
Том
Том не понял, куда.
Но предположения были одно интереснее другого
- Ты меня спросила последний раз расстаемся ли мы, помнишь?
Эми
Помню. У тебя теперь есть ответ?
Том
Да. Нет, не расстаемся. Я не могу вот так взять и оставить тебя. Я не могу без тебя, Эм. Ты как наркотик, без тебя я схожу с ума. Ты... ты нужна мне. Здесь и сейчас, раз ты тебе важно не завтра, не вся жизнь, а лишь то, что временно. Хочешь, уйдешь от меня сама. Хочешь - останешься. Я не буду тебя ни просить, ни заставлять. Хочешь свободу - бери. Но сегодня будь со мной.
Эми
Так странно, что мы все это время говорили о будущем. Его ведь может и не быть. Следующей ночью меня могут найти а канаве. - Эми потянулась к Тому. - Обними меня.
Том
- Да, ты права. Права, любимая.
Он обнял Эммелин, и прижал к себе крепко, будто вновь обрел нечто утерянное навсегда, будто снова под ногами возникла почва. Он осторожно, несмело коснулся ее губ, не зная, ответит ли она ему.
Эми
- Эми - дурман-трава, - прошептала она и хихикнула. У неё дурман ещё тоже не выветрился.
Она потянула носом, втягивая запах Тома - пергамент, вино и бананы.
Потом он её поцеловал. Эми мурлыкнула ему в губы.
- Мне 36 лет, - вдруг сказала она. - просто чтоб ты знал.
Том
- Самый прекрасный возраст, Эм. Возраст расцвета.
Она ответила ему, Ответила так как и раньше, как будто не было этих ужасных ссор, не было этой ненужной боли. Кромвель был счастлив. Он хотел ее как никогда. Ничего больше не существует, ничего более нет важного и ценного, чем ее любовь сейчас.
Томас потянул ее к кровати, срывая с себя плащ. Он не торопился касаться ее одежд, пусть знает, он не сделает ничего без ее согласия. Пусть почувствует его, нового, нежного и неторопливого.
У
Эми не было кровати, только сундук с тюфячком. Она взяла Тома за руку и усадила рядом. Потом приподняла подол юбки и уложила руку Тома себе на бедро.
- Я была замужем однажды, - сказала она. - Мой муж погиб.
От прикосновений к ее коже у
Томаса чуть приподнялись волоски на теле. Это как удар молнии, только не убивающий, а заставляющий загореться.
- Я была замужем однажды, - сказала она. - мой муж погиб.
-Милая, мне жаль. Если ты любила его, жаль вдвойне.
Он снова поцеловал ее в губы, дольше, чувственнее, ласковее. У него с уст срывался тихий стон. Как же она желанна. Горячая, жесткая, дикая женщина. Свела с ума его, бывалого мужчину, видевшего в жизни много, даже больше, чем ему хотелось. Он не знал, что все еще способен так любить. Его пальцы скользнули с бедра выше, туда, где его всегда раньше ждало блаженство. И сегодня он хотел снова ощутить то, что так глупо терял. У него кружилась голова от страсти.
Эми хотела сказать что-то еще, но тут он начал ее целовать, и это было совсем по-другому. Эми привыкла, что ласки Тома настойчивы, как будто он хочет верховодить на ложе. Сейчас он дрожал он нетерпения, но действовал медленно, будто заново пробуя ее на вкус.
Эми забыла обо всем и принялась снимать с него одежду.
Ее руки раздевали
Томаса, и он будто растекался в их касаниях. Кромвель снимал ненужные ткани с плеч любимой, освобождая ее грудь, гладя живот. Юбки отброшены на пол, ничего не осталось, что могло помешать овладеть Эм. Но Томас не спешил, он наслаждался ласками, впитывал запахи, звуки, вздохи.
Избавившись от остатков одежды,
Эми чуть потянула мужчину, что он сел по центру сундука, а сама забралась к нему на колени, оседлав его.
- Я тебя люблю, - прошептала она ему на ухо, прежде чем позволить ему войти.
- Эм... Я люблю тебя. Эм...
Она села на
Томаса и впустила в себя, в свой собственный рай, дала ему ощутить обжигающее желание. Как же он скучал по ней! Томас чуть отстранился, чтоб видеть как колышиться ее грудь, как подрагивает живот. Его пальцы нашли жемчужину Эммелины и ласкали то порхая, то прижимая.
Разговоры последних дней все-таки не прошли бесследно.
Эми вдруг приподнялась на коленках. И дело было не только в том, что мужчина ласкал её там, где ей больше всего хотелось.
- Том... - задыхаясь от желания, прошептала она, - предохраняться будем?
Том
- Если ты так хочешь, любимая. Конечно.
Эми проворно соскочила с Тома, потянула его за руку, чтобы встал, отпихнула тюфячок и приподняла крышку сундука. Повозившись там при скудном свете масляной лампы, она наконец вытащила фарфоровую коробочку, внутри которой лежало несколько изделий из бычьего пузыря, рассчитанных как раз на такой случай.
Томас надел то, что протянула ему Эм и вернулся на сундук, притянув возлюбленную за собой.
Наклонившись к ее лицу, Кромвель спросил:
- Так лучше, любовь моя? Я хочу тебя, Эммелин.
- Так спокойней, - ответила она.
Эми не стала ждать, пока он войдёт. Она опустилась на него сама. Немножко поерзала, устраиваясь поудобнее, потом вздохнула, обвила руками шею Тома, прижалась губами к его губам, и стала качаться.
Наконец он был с ней. В ней. Сейчас
Томасу казалось, что ничего в этом мире не может быть лучше, чем
это. Он не знал сколько прошло времени, но когда экстаз заставил его зарычать и выгнуться в исступлении, ему показалось что реальность на мгновенье замерла.
Он только смог прошептать:
- Я твой, Эм. Всегда.
Она все еще находилась на пике, выгнутая и натянутая как струна. Потом
Эми обмякла и слова Тома дошли до ее сознания.
- Спасибо, - сказала она. – За все.
Том смотрел на самую лучшую женщину этого мира и улыбался. Хорошо, что они помирились. Хорошо, что теперь все будет по другому.
- Эмеллин, за что? За что спасибо, милая?
Эми
- За то, что раскрасил для меня эти дни. За то, что перевернул мою жизнь. Я думала, что Велимонт станет еще одним ничем не примечательным городом на бесконечной дороге. Я думала, наше общение ограничится только взглядами да может случайным касанием руки. Я думала, наша первая ночь останется единственной. Но ты не переставал меня удивлять. Я доверяю тебе, Том. И, поверь, в моем случае это значит больше, чем "я тебя люблю".
Том
- Ты сделала меня счастливым, когда я уже решил, что кроме хроник и мемуаров мне ничего не грозит. Я считал, что так будет правильно, быть одному. Но ты... Ты мое Солнце и звезды (с), и я доверяю тебе как никому, даже себе.
Томас поцеловал Эми, обнял, положив ей свою голову на грудь.
- Мне нужно домой, покормить Тому. Дождись меня.
Эми
- Разумеется, дождусь, - сказала она и крепко поцеловала его на прощание.