- Тебе надо, ваше преосвященство, ты и тащи, а мы уже не можем! - возмущенный великий Пушкин устало рухнул в крапиву и притворился мертвым.
- Вы слабак, Пушкин! Слабак и лентяй! - фыркнул папа Римский и поправил застежку на сандалиях, сверкающих стразами в лунном свете.
- Мы договаривались на одно живое тело, а сейчас внутри целых три мертвых. Мои бедные ножки. Если бы вы дали мне свои босоножки...на время конечно... ооооо... может тогдаааа, - его величество Людовик XIV жадно протянул лапы к сандалям папы Римского и облизнулся.
- Руки прочь! - взвизгнул папа и вцепился зубами в нос Людовика, пытаясь его откусить.
Людовик зарычал, и упыри сплелись в один большой, но очень активный клубок, увлекая за собой и великого Пушкина и мешок с добычей. Как огромный шар для боулинга, они покатились по кладбищу, сбивая все на своем пути. Иногда из клубка сквозь рев, хрип, стон, кашель, рычание и плач, доносились отчетливые но весьма нецензурные реплики и что то про босоножки. Упырячий шар все набирал и набирал скорость пока со всего разбегу не влетел в заколоченную дверь туалета, разнеся ее в щепки. А потом, с криком: "За Гульгейм!" - провалился в бездну.