За обедом губернатору принесли стопку свежих донесений. По мнению Ожерона исключительно для того, чтобы испортить ему аппетит.
Он нехотя взял верхний листок и с неодобрением узнал, что на капитана Келли, смутьяна и ловеласа, этой ночью покушались, и покушение, увы, удалось.
- Шаль, - произнес Бернар, пережевывая кусок баранины. - У него был неплошой потеншиал. Хоть и характер был прескверный. Но, помилуйте, помереть в борделе - это уж совсем никуда не годится!
Потом шел пасквиль на Мадлен, и Ожерон стукнул кулаком по столу.
- Неслыханное нахальство, подозревать в шпионаже дочь губернатора!
Мадлен, конечно, не ангел, размышлял он, но и не дура, чтоб рисковать своей хорошенькой головкой. Несимпатичная голова Барбосы, в этом смысле, выглядела подозрительнее. Португалец, что с него взять.
Потом шел дежурный панегирик в его честь. Потом что-то невнятное про покойного Келли и Багги, и якобы между ними что-то было. Или кто-то был. Или до сих пор есть...
Губернатор бросил салфетку на стол, погладил себя по немного расплывшемуся животу - он объелся бараниной и донесениями, нехотя потянулся к весьма поредевшей стопке.
В последнем доносе сообщалось, что красавчик Шарль, звезда и предмет вожделений всего корсарского сообщества, да и не только его, якобы играет за две команды сразу. Сообщалось, что его тайный поклонник заметил в покоях де Мора томик Сервантеса в оригинале. Ожерон черпанул ложкой добрый кусок крем-брюле, положил его в рот и задумался.
- А эта дуреха так и бегает за ним!