МЕЧТА О МОРЕ
Он видел лес,
Где распевают птахи
И где ночами ухают сычи.
И этот лес шумел, шумел в ночи.
И этот лес лежал до синя моря.
Он видел степь,
Где ястреб и орёл
Ныряют в травы.
Холм за холм и дол за дол
Свободно уходили на просторе.
И эта степь легла до синя моря.
А моря он не видел никогда…
Ему ночами снилась синяя вода,
Над нею пена белая кипела,
И словно степь дышал её простор.
И море пело, пело, пело.
Как по ночам поёт дремучий бор.
И птицы снились не степные,
не лесные —
Невиданные, новые, иные —
Не желтоглазый сыч,
Не серый беркут,
А птицы синеглазые морские,
Как гуси белокрылые белы
И с клювами кривыми, как орлы.
Подобно морю
Простиралась степь.
Подобно морю
Волновались чащи.
И сны его тревожили всё чаще.
Какие сны!
А им свершенья нет!
И государь державы сухопутной,
Бывало, просыпался.
Рядом с ним
Дышала женщина, как дышит море.
Но пахло духом смоляным, лесным,
И филин ухал в непроглядном боре.
А по лесным дорогам шли войска,
Шли ратники, скакали верховые,
Везли в санях припасы огневые.
И озирал просторы снеговые
Суровый воевода из возка.
О море, море — русская мечта!
Когда ещё тебе дано свершиться!
И государю по ночам не спится,
А чуть прикроет грозные зеницы,
Всё чудятся ему морские птицы,
И синева, и даль, и высота!
ИВАН И ХОЛОП
Ходит Иван по ночному покою,
Бороду гладит узкой рукою.
То ль ему совесть спать не даёт,
То ль его чёрная дума томит.
Слышно — в посаде кочет поёт,
Ветер, как в бубен, в стёкла гремит.
Дерзкие очи в Ивана вперя,
Ванька-холоп глядит на царя.
— Помни, холоп непокорный и вор,
Что с государем ведёшь разговор!
Думаешь, сладко ходить мне в царях,
Если повсюду враги да беда:
Турок и швед сторожат на морях,
С суши — ногаи, да лях, да орда.
Мыслят сгубить православных христьян,
Русскую землю загнали бы в гроб!
Сладко ли мне? — вопрошает Иван.
— Горько тебе, — отвечает холоп.
— А опереться могу на кого?
Лисы — бояре, да волки — князья.
С младости друга имел одного.
Где он, тот друг, и иные друзья?
Сын был наследник мне господом дан.
Ведаешь, раб, отчего он усоп?
Весело мне? — вопрошает Иван.
— Тяжко тебе, — отвечает холоп.
— Думаешь, царь-де наш гневен и слеп,
Он-де не ведает нашей нужды.
Знаю, что потом посолен твой хлеб,
Знаю, что терпишь от зла и вражды.
Пытан в застенке, клещами ты рван,
Царским клеймом опечатан твой лоб.
Худо тебе? — вопрошает Иван.
— Худо, — ему отвечает холоп.
— Ты ли меня не ругал, не честил,
Врал за вином про лихие дела!
Я бы тебя, неразумный, простил,
Если б повадка другим не была!
Косточки хрустнут на дыбе, смутьян!
Криком Малюту не вгонишь в озноб!
Страшно тебе? — вопрошает Иван.
— Страшно! — ему отвечает холоп.
— Ты милосердья, холоп, не проси.
Нет милосердных царей на Руси.
Русь — что корабль. Перед ней — океан.
Кормчий — гляди, чтоб корабль не потоп!..
Правду ль реку? — вопрошает Иван.
— Бог разберёт, — отвечает холоп.