Я - узник. Сижу за решёткой в темнице сырой, питаясь чернильницами из чёрствого хлеба с молоком. Шутка, сочащаяся давлёной правдой. Просто убрал кавычки, представив на миг, что эти записи воспримут Люди. От кавычек у них может зарябить в глазах. По две штуки на каждое слово, включая местоимение "я".
"Человек - целая Вселенная". Ерунда, бред, реникса, ведь не скажут "Человек - целых два Человека"? А уж двух Человек в целой Вселенной найти можно без труда. Наверное. "Человек неделим". Атом греческий, индивидуум латинский, подавать на пир разума в честь пирровой победы над духом. Истина где-то посредине. Психологи, психиатры, психоаналитики и иные представители чихливых профессий (а-ап-сих!) выдумывают иды, эги, суперэги, айсберги подсознания, фобии, мании и комплексы. И разумно, и доходно, и позволяет всякое отклонение от нормы, которой нет, классифицировать как очередное антраша танца маленьких либидо.
Вы где-нибудь видели суверенное государство в дюжину-другую жителей, Люди? Вот то-то. И думаете, будто самодержавная личность, которая может объясняться на десятке наречий (от родного до канцелярского), понимать язык молчания, жестов, взглядов, грустить, радоваться, созерцать, любить, ненавидеть... Угу, сотни и тысячи. В каждом из вас, Людей.
Насчёт "созерцать, любить, ненавидеть" я, конечно, погорячился. Будь так, я бы здесь не сидел, и Белый Гвардеец мне это справедливо выговорил. Так и сказал - "слышишь, Чёрный, ты говори, да не заговаривайся". Будто меня услышит кто-нибудь, кроме товарищей по заключению - скованных Гвардейцев всех цветов. Мои воспоминания так и уйдут в глубочайшие, никому и никогда недоступные тайники, лежащие глубже подподподподсознания. В преисподподподподнюю. Хотя и ненадолго. Всё на свете имеет своё завершение. Наше - близко.
Но печальное будущее моих мыслей о прошлом не отменяет соблазна им предаться. Весело, весело было вначале. Наш Человек постигал мир, плакал, когда ему было грустно, смеялся от радости, когда ему было весело, пел, когда хотелось петь. Впрочем, и тогда уже вся эта серая, ещё незначительная и непонятная мелочь после окрика Родителей бурчала и шипела на нас, требуя прервать вечеринку или турнир. Я, как Чёрный, отличался особым непокорством, выжигал первые нейроны внешне бессмысленными детскими истериками, яростный Красный часто принимал мою сторону, весело бузил неугомонный Зелёный, а логичный и корректный Белый впадал в чёрную - ха-ха! - меланхолию, не в силах нам помешать. Не заботясь о сохранности ярких впечатлений, мы забрасывали ими память нашего маленького Человека, мы верили - всё будет всегда. Мы ошибались.
Зелёный, Синий и Хаки требуют напомнить, что мне и Белому повезло больше всех. О да, это так. Когда окрики cтали делом постоянным, серая мелочь обрушилась на всех, кроме нас. Молчи там, скажи сё, попроси прощения? Прощения! Мазохист Белый в те времена был счастлив, а я брал реванши, как умел. Скажешь, не так, Белый?
Люди, Люди, Люди, суверенные вы наши... Стянуть яблоко у одноклассника - это Синий. Нагло и с хрустом откусить половину на глазах у оторопевшей жертвы - это я. Драться с вопящим обиженным - это Зелёный, Красный и Ультрамариновый. Ковырять кроссовкой пол в кабинете завуча и хныкать извинения - Белый. Независимо шмыгать носом в промежутках между словами - опять я. И так далее.
Конечно, будь нас всего дюжина, вышла бы классическая картина этой... как её... шизофрении. Но нас больше, и каждому подвластны тысячи вассалов. Они составляют донесения, передают их по эстафете, шпионят за своими коллегами других цветов, ленятся, продаются и перепродаются, повышают квалификацию, интригуют за выгодные места, занимаются саботажем, приписками и очковтирательством. Человек - сумма их ошибок и наших действий, продиктованных этими ошибками. Так было в прошлом.
Смешно, но Люди тысячи лет умничают, помещая всевозможные духовные иерархии вне себя, в небесных и подземных сферах. Чушь собачья. У вас Самих в голове и сонмы, и хоры, и, как в моём случае, легионы. И всё это крутится, вертится, пресуществляется... Вы не поверите, но зачастую мы не слишком-то интересовались наружными делами. Выручала эта самая серая мелочь, шестеря на подхвате.
А потом... потом нам перестало хватать времени. Странно, мы никогда раньше об этом не думали. Время, оно же... оно бесконечно, вдаль и вширь, его каждому дано столько, сколько он хочет. Но бесцветная гнусь оказалась очень убедительна. Благо, благо, благо, бла-бла-бла... Наш Человек делал всё, как надо, когда надо, не задумываясь, быстро и правильно, без окриков и давления извне. То есть давление было, и чудовищное, однако он его не замечал, подобно глубоководным рыбам.
А мы, Гвардейцы, недоуменно переглядывались, вопрошая "зачем?" Серая мелочь отвечала - так надо. Так сказали снаружи. Мы справимся. Так будет лучше всего для нашего Человека в связи с текущими внешними условиями. На какое-то время, ставшее вдруг удивительно неподатливым, мы с Белым оторопели. Поэтому в неизбежную драку ввязались все, кроме нас. Снаружи изрекли: "Переходный возраст". Бесцветная мелочь, напитавшись внешней определённостью и установленностью, неотвратимо реализовывала собственную непобедимость. И все, кроме нас, исчезли. Их осиротевшие вассалы хранили невостребованную верность, кропали доклады, слали гонцов, требовали указаний, незаметно переходя в полусонное муторное существование, превращаясь в пассажиров сломанной карусели.
Я и Белый слабели. Наш Человек даже на подлость оказался неспособен. То есть очень даже способен, но не по моей указке, представляете? Сначала серая мелочь терроризировала Белого, выманивая у него цель, а затем осаждала меня, выколачивая средства. И мне, и Белому Гвардейцу участвовать во всём этом становилось противно, и общее руководство брала на себя серая уже-не-мелочь. И осуществляла. Я начал казаться себе динозавром в окружении прожорливых суетливых перво-млекопитающих. Крысы, крысы, крысы. Мои вассалы отказывали мне в повиновении, доклады уходили к серым, начала выстраиваться жуткая, стереометрически правильная бесцветная иерархия, призрачная и выморочная, готовая на всё ради процветания Человека среди Людей. Белый поправляет: "не совсем Человека среди не совсем Людей". Принимается.
Мы двое не могли заменить собой всё многоцветье. Мы надрывались, мы гибли.
Наш обречённый бунт Человек счёл "любовью". На самом деле обессилевшие Гвардейцы подгадали время выступления ко встрече с Избранницей. О, если бы все мы оставались на своих местах! Десятки и десятки цветов, вместо Чёрно-Белого убожества! Тогда слово "любовь" не казалось бы нам насмешкой. Наш Человек искренне создавал плохие, ходульные стихи, мёрз под снегопадом и мок под дождём, ожидая встречи с Избранницей... Мы делали всё, что могли, сметая серую накипь, стараясь докричаться до братьев-Гвардейцев, отыскать их, разбудить. Мы грезили о том, чтобы связаться с Гвардейцами Избранницы и попросить помощи. Мы мечтали победить.
Зря мечтали. Думаю, её Гвардейцы встретили свою участь много раньше наших братьев. Когда произошёл Разрыв Отношений, мы преисполнились невиданной, чудовищной силы, мы могли всё - и бесцветная плесень отступила. Горькая сила, сила горя - как же ты коротка... Мы только начали вытаскивать остальных Гвардейцев из их темницы...
И всё окончилось. Проиграли по всем пунктам. Серая мелочь легко одолела нас, попутно убеждая в нашей ненужности себя, нас, наших вассалов. Человек вздохнул и решил, что ничего не потеряно, всё образуется, всё будет хорошо. Когда он так решил, он умер, умер!
Да, мы заносчивы и нетерпимы, глупы и целеустремлённы, узколобы и фанатичны, но своими постоянными склоками, войнами, пакостями мы создавали жизнь, создавали живую душу почти тридцать лет! Велик соблазн объяснить всё тлетворным влиянием извне, но на самом деле виноваты мы. Не справились. Заигрались. Согласны, братья Гвардейцы?
Хотя и бесцветное - не застраховано от ошибок. Глупостью было собрать нас здесь вместе. Независимого меня, разумного и осторожного Белого, таких разных Зелёного, Синего, Оранжевого, Багряного... эй, сколько там слов у японцев для цветов и оттенков? Сотня? Полтысячи? Мало.
Кое-что мы ещё можем, постепенно подкапываясь под стенки темницы. Мы уже не кричим вразнобой, мы шепчем. Хором. Всё время. Постоянно. Одно и то же.
Кажется, начинает получаться. Бесцветное спит. Оно сильно и необоримо, поэтому оно спит. Недеяние и ненужность - его великая и конечная цель, понять бы нам это раньше... Смерть до смерти.
Тёмно-Фиолетовый просит напомнить. Мы, как ни странно, верим в жизнь после смерти. Может, тогда мы все станем одним, чтобы было кого судить? Наш Человек раньше верил в посмертный суд, теперь же он лишился права на слово "вера", хотя постоянно их употребляет; и право, и слово. Молодец.
Недавно Бурый Гвардеец, некогда заставлявший маленького Человека прятаться под одеялом от домовых и Бабы-Яги, внушил с нашей помощью новый, маленький и незаметный, совсем рациональный страшок. Тёмные подворотни, разгул преступности, беспредел, что бы всё это ни означало. Мы были очень убедительны и настойчивы, это хоть как-то компенсирует нашу слабость. Человек купил пистолет. Бесцветное не сопротивлялось, пребывая в каталепсии, купаясь в своей никуда не ведущей уверенности. Оно не верит в суицид. Это правильно. Оно надеется просуществовать ещё десятки и десятки лет. Оно ошибается.
Мы тоже не верим в самоубийство. Это сдача, а для Гвардейцев сдача - позор. Мы посовещались и приняли решение. У нас будет время до того, как бесцветное проснётся и начнёт нас убивать на веки вечные. Ломанёмся наудачу, вместе, разом, куда глаза глядят. И будь что будет. Сколько-то времени у нас есть, я надеюсь. Я - надеюсь, хотя надежда - прерогатива Салатового, Синего, Оранжевого и ещё двух дюжин Гвардейцев иных цветов. Соберём своих вассалов, кто остался. Любой ценой мы попробуем убить бесцветное - через внешний мир, так же, как оно одолевало нас все эти годы.
Белый придумал способ, разумный и логичный, как и всё, что он придумывает... придумывал.
Да, если бы этот монолог предназначался Людям, я просил бы их поставить кавычки вокруг каждого слова. Я об этом уже говорил? Нервничаю, простите.
Три, два, один...
Премортем:
Хорошо одетый покупатель средних лет неожиданно остановился в центре торгового зала. Приложил ладонь ко лбу, махнул рукой, словно отгоняя забытое воспоминание. Крейсировавший по залу охранник не придал этому никакого значения. Ладонь покупателя покинула лоб и нырнула во внутренний карман. Когда под белёсыми лучами ламп дневного света блеснул металл, охранник заметил этот блеск боковым зрением и насторожился. Он повернулся к покупателю и получил пулю в лицо. Неразличимым мгновением позже все услышали выстрел, первый из многих.
Сумасшедшего убили только через час, когда он расстрелял все обоймы, а большинство раненых вокруг перестали кричать навсегда. Умирая с развороченным автоматной очередью животом, сумасшедший улыбался. Но эти кадры к показу в вечерних новостях уже не допустили.