Мадам Натали (Игра КА)
Игрок
Кладбище Сантино
А на утро на камне появился череп, с зажатой во рту бумагой, на которой были написаны бессмертные строки, как эпитафия актеру:
бедный Арчи! Я знал его, Сантино;
человек бесконечно остроумный,
чудеснейший выдумщик; он тысячу раз носил
меня на спине; а теперь - как отвратительно
мне это себе представить! У меня к горлу
подступает при одной мысли. Здесь были эти губы,
которые я целовал сам не знаю сколько раз. -
Где теперь твои шутки? Твои дурачества?
Твои песни? Твои вспышки веселья, от которых
всякий раз хохотал весь стол? Ничего
не осталось, чтобы подтрунить
над собственной ужимкой?
Совсем отвисла челюсть? Ступай теперь
в комнату к какой-нибудь даме и скажи ей,
что, хотя бы она накрасилась на целый дюйм,
она все равно кончит таким лицом; посмеши
ее этим.
А на утро на камне появился череп, с зажатой во рту бумагой, на которой были написаны бессмертные строки, как эпитафия актеру:
бедный Арчи! Я знал его, Сантино;
человек бесконечно остроумный,
чудеснейший выдумщик; он тысячу раз носил
меня на спине; а теперь - как отвратительно
мне это себе представить! У меня к горлу
подступает при одной мысли. Здесь были эти губы,
которые я целовал сам не знаю сколько раз. -
Где теперь твои шутки? Твои дурачества?
Твои песни? Твои вспышки веселья, от которых
всякий раз хохотал весь стол? Ничего
не осталось, чтобы подтрунить
над собственной ужимкой?
Совсем отвисла челюсть? Ступай теперь
в комнату к какой-нибудь даме и скажи ей,
что, хотя бы она накрасилась на целый дюйм,
она все равно кончит таким лицом; посмеши
ее этим.