Вереск
Гость
здесь будет лирика однажды
есть версия наверняка
вторым постом наступит запись
но в пятницу в 12 дня
а правила случатся после
всего что выше перечла
они в своей длине прекрасной
распухли в сорок тысяч раз
готовьтесь делать игроакки
поскольку с них пойдет игра
а первый наш дедлайн в субботу
ура
да мы решили с игроакков
и если надо создадим
пишите письма телеграммы
до встречи в личке у меня
сейчас не жду я ваших писем
но перетегаю всех тех
кого успела я запомнить
кто ждать еще не перестал
Natalia19957 Алфер Memnochii Jane A. Korica Янта slip
кто сам создалец игроакков
пусть будет Х(игра НТ)
где х подставьте что хотите
скажите только кто вы есть
на этом вводная скончалась
как хорошо какая жаль
ах если лирика не влезет
куда я дену ее хвост
Красная-красная кровь
Через час уже просто земля
Через два на ней цветы и трава
Через три она снова жива
И согрета лучами звезды по имени ...
В.Цой
Толчок от камня, взлет, до упора выкинутая вверх и в сторону рука, пауза. Три удара сердца хлещет по лицу ветер, делая ее волосы стеблями морской травы в прилив. Оборот, прыжок, обе ноги ударяют в отполированный гладкий камень, ставшим словно зеркало - он блестел так в утренних лучах еще в ту пору, когда мать ее матери, была юна и это был ее танец. Одежда ее красная и белая, как кровь на снегу, движения резкие и быстрые. Вчера она говорила с племенем, убеждала, и они поверили. Сегодня она танцевала жизнь. Поворот, поднятые ладони, прыжок, левая нога ступает позади правой, медленно провожая тело в очередной полет по дуге. Алые ленты на руках взлетают вверх и в сторону, разворачиваясь в полете, опадают вниз и вместе, хлеща по телу. Цветы, разбросанные по дороге к узкому уступу скалы, сильно выдающемуся над долиной, отсюда выглядят белыми искрами огнива в серых сумерках. Она двигается и двигается, повторяя и повторяя одну и ту же короткую последовательность движений. И, наконец, далеко впереди в отступающем молочном тумане утра, окутывающем землю внизу, она видит огни. Первый костер разгорается плохо, второй левее и выше - вспыхивает ярко, словно просмоленная ветка. После четвертого она останавливается.
***
Женщина тяжело откинулась в кресле, прикрыв глаза. Каждый рассвет казался ее телу последним, забвение начинало скрадывать ориентиры, словно подступающая темнота углы комнаты, наползая к ночи, и все же, пока еще последняя жительница бункера помнила, кто она и что здесь делает. Под ее пальцами только что ожил экран - крохотный, на большее не хватало энергии, как она говорила, боясь признаться, что уже не помнит ни что есть энергия, ни что есть генератор, ни комбинации клавиш, увеличивающих картинку. Она наблюдала за танцующей на скале, словно огненный цветок, девушкой. В детстве ее отец отправлял сигнал - кажется, было какое-то зеркало, которое нужно было определенным образом развернуть под лучи звезды, чтобы танцовщица получила знак. Женщина тяжело вздохнула, коснулась пучка волос на затылке, и медленно поднялась из-за пульта, а потом нетвердой походкой пошла вглубь станции. Ей было больше лет, чем кому бы то ни было на планете - такова была реальность существования в бункере, где были лекарства и вода, но и они не защищали от старости. Она не покажет никаких знаков, увядающее прошлое не должно мешать юному будущему. От поворота она выпрямилась, став на полголовы выше, и зашагала несколько быстрее и увереннее, лицо приобрело лукавое выражение, вокруг глаз собрались мимические морщинки, делая ее моложе. Первая же дверь отъехала до упора в стену. За ней обнаружилась небольшая комната без окон. К низкой кровати был вплотную придвинут стул, вероятно для того, чтобы единственная посетительница могла разговаривать с единственным спящим. Пожилой мужчина медленно повернулся на ее шаги, улыбаясь.
- Еще один день, не так ли? Я рад, что ты донесла сюда свои старые кости, Карен.
- Да, и ты сделал милость, не помер этой ночью, - ответила в тон женщина.
- Ты несешь лишь порцию сарказма или в ней будут новости? - вроде бы безразлично ответил мужчина, приподнимаясь в полусидячее положение, но рука его, вся увитая синими венами, дрогнула в предвкушении.
- Говорящая с ветром, я видела одну на скале. Она танцевала общий сбор. Девушка увидела корабль, в этом нет сомнений. Мы не ошиблись.
- Да, я многое бы отдал, чтобы увидеть это своими глазами еще раз, - усмехнулся старик, - и с чего ты взяла, что это именно сбор? Не просьба о помощи, перемирие между племенами или предупреждение о засухе?
- Я уже видела этот танец дважды, и дважды он означал корабль и людей, - уверенно отрезала Карен, - еще девочкой я крутила эту запись. Отец тогда сказал - напрасно старается, это разбился исследовательский зонд, без людей...
- Но ты не помнишь, что это означает, - рассмеялся старик, - Я тоже, Карен, тоже не помню. А, может, и не знал никогда. Я видел лишь один сигнал. Мать - я говорил тебе, именно мать была хранителем знаний - утверждала, что это что-то вроде сигнальной системы, которая когда-то была в ходу на планете-прародительнице. Представь? Колыбель человечества до сих пор шлет нам свой привет с этими взмахами рук и танцем пламени на скале... Я тогда оставил отца и ушел на разведку. Я видел своими глазами серый металл корабля. Все погибли при посадке. Иначе бы корабль открылся.
- Это было глупо, тебя могли убить, - покачала головой старуха, ее рука дернулась в сторону постели, но так и не коснулась руки старика. Тот вздохнул, перевел на нее взгляд, но было понятно, что его глазам уже не суждено увидеть ее, лишь ощущение света, не более.
-Если бы остался, вот тогда...да. Но я ушел, и потом двигался по последним известным координатам. Я знал лишь, что если буду в пути достаточно долго и не собьюсь, выйду к руинам крепости, а в ней найду людей.
Старуха кивнула, припоминая. Она рано осталась без семьи, которую составляли лишь отец, такой же житель бункера и мать, знахарка одного из племен, бесконечно добрая женщина. Каждая вылазка могла кончиться смертью, но она все продолжала выходить к племени, врачевать, увещевать. Однажды она не вернулась. После безуспешных и долгих поисков, переговоров, просьб, отец выяснил, что она стала чем-то вроде жертвы кровожадному богу соседнего племени, случайной и оттого еще более трагической. Он горевал, сделался замкнутым, и, как только дочь запомнила все, что должна была о бункере, предках со звезд, сигналах и паролях...все, во что верил отец, он однажды ушел и больше уже не вернулся. Следующие пять лет она почти не выходила. К моменту, когда юноша вошел в зону контакта - расстояние пущеной стрелы от ее убежища - у нее была настолько острая тоска по людям, что она была готова взять в плен первого же местного туземца, просто чтобы говорить хоть с кем-то, чтобы не одна...По вещам, что он нес с собой, по тому, откуда пришел и как выглядел, она сразу распознала в нем такого же представителя исчезающего вида. Возможно поэтому она вышла на встречу, вопреки стандартному правилу двадцати шагов, которому обучали с самого детства. Двадцать шагов до пришельца и ты уйдешь живым. Двадцать шагов - стандартная мера профилактики местной чумы, оставившей не больше одного человека из десяти на всей планете и ставшей началом конца.
- Карен, они должны узнать о нас. Меня учили, что мы должны дать сигнал, - прервал ее мысли Тод, упрямо дернув подбородком, как ему казалось, в ее направлении, он сказал, - я знаю, что ты не помнишь, как запускать систему зеркал, но я мог бы разобраться.
- Возможно раньше, не сейчас, - мрачно отрезала она, - да и зачем? Мы не знаем, что это за корабль. Он сел в слепой зоне. Мы последние, и ты, и я это знаем, остальные убежища молчат, все 5.
- Шесть, все-таки шесть, - горькая складка прорезала его лицо, - я знаю, что говорю, я видел Полис своими глазами.
- Его нет даже на старых картах, - вспыхнула старуха, - сколько можно говорить о мифах? Нет и никогда не было никаких городов, только шесть станций, и их хранители. Откуда в тебе эта тяга к вранью, Тод, я никогда не думала, что ты будешь упираться в своих фантазиях так долго!
- Потому что я его видел, - заскрипел он ответ таким тоном, словно не собирался больше продолжать диалог с такой невежей. Карен посидела еще пару минут, надеясь на продолжение, потом встала и ушла, но у самой двери ее догнал голос:
- Ты должна дать им сигнал. Мы не помним прошлого, у нас нет будущего, но мы храним его. Для чего и кого? Записи, голограммы, дневники - для кого это все, если не для тех, кто прилетит спасти?
Она промолчала. Обратный путь был значительно дольше. Медицинский отсек, шприц, лекарство. Старик отказался в ее пользу от своей части, но она и сама не была уверена, что ей станет лучше, просто это...успокаивало. Есть не хотелось. Глупый восторг Тода был ей странен. Кому мы нужны? Где были эти спасатели, где был этот корабль, творящий мир, когда каннибалы получили в жертву мою мать? Где были эти рыцари в сверкающих доспехах, когда отец попал в ловчую яму? Мы предоставлены сами себе. Мы никому не нужны.
И все же, когда она пришла и села перед приборной панелью, ее взгляд упал на криво прикрепленный рисунок на одной из стен. Она нарисовала там корабль, который описывал ей отец, и людей, выходящих из него - серебристых великанов в скафандрах. А на переднем плане маленькую девочку с цветами - себя, за одну руку ее держала мать, а за другую отец. На самом верху большими печатными буквами стояла дата. Отец праздновал ее каждый год - он считал это великим праздником - днем прилета предков со звезд на планету Лурсис. Знает ли хоть кто-то в этих зеленых лесах, что имя планете Лурсис? Поет ли колыбельные своим детям на родном языке колонистов хоть одна мать?
Карен развернула экран. Она думала о том, что ее отец, а до него его родители, и все те, кто жил до нее, лишь затем оставались живы, чтобы дождаться. Она не верила, но в память о всех, кто верил до нее, женщина развернула экран, всмотрелась еще раз в запись плясуньи, закрыла глаза и воспроизвела две последовательности команд, которым пытался учить ее отец. По экрану пошел отсчет, а затем высветились буквы: “передача данных завершена. Отслеживать сигналы?” Карен щелкнула по кнопке подтверждения. Она была стара, ей было нечего терять. “Задайте радиус поиска?” Последняя хранительница знаний планеты Лурсис расширила радиус насколько позволяли ресурсы станции и свернула экран.
***
Четыре малозаметные тени входили в руины. Браслеты звенели на лодыжках, стукал посох о плиты, темной рекой лились волосы, слабо светились узоры на теле. Каждый шел не прячась, оставив вне белого круга оружие на виду у других. Движения были медленными настолько, что уже не успокаивали, а заставляли злиться. Говорящая с ветром вышла в центр, когда каждый остановился в двадцати шагах от красной площадки - расстояние безопасности. Время остановилось и она заговорила - и голосом, и танцем, и жестами - и оживала в ее пляске ярость, страх, предвкушение, надежда, но более всего любопытство. Это были почти молчаливые переговоры. Никто не подошел к ней ближе, это было табу. И все же она увидела, что они поняли. А значит чужаки не придут незамеченными, кем бы они ни были. Теперь знают все.
ГМ: Вереск и Марк Тремонти
Запись: старт в пятницу в 12:00
25 игроков
игроакки
есть версия наверняка
вторым постом наступит запись
но в пятницу в 12 дня
а правила случатся после
всего что выше перечла
они в своей длине прекрасной
распухли в сорок тысяч раз
готовьтесь делать игроакки
поскольку с них пойдет игра
а первый наш дедлайн в субботу
ура
да мы решили с игроакков
и если надо создадим
пишите письма телеграммы
до встречи в личке у меня
сейчас не жду я ваших писем
но перетегаю всех тех
кого успела я запомнить
кто ждать еще не перестал
Natalia19957 Алфер Memnochii Jane A. Korica Янта slip
кто сам создалец игроакков
пусть будет Х(игра НТ)
где х подставьте что хотите
скажите только кто вы есть
на этом вводная скончалась
как хорошо какая жаль
ах если лирика не влезет
куда я дену ее хвост
Красная-красная кровь
Через час уже просто земля
Через два на ней цветы и трава
Через три она снова жива
И согрета лучами звезды по имени ...
В.Цой
Толчок от камня, взлет, до упора выкинутая вверх и в сторону рука, пауза. Три удара сердца хлещет по лицу ветер, делая ее волосы стеблями морской травы в прилив. Оборот, прыжок, обе ноги ударяют в отполированный гладкий камень, ставшим словно зеркало - он блестел так в утренних лучах еще в ту пору, когда мать ее матери, была юна и это был ее танец. Одежда ее красная и белая, как кровь на снегу, движения резкие и быстрые. Вчера она говорила с племенем, убеждала, и они поверили. Сегодня она танцевала жизнь. Поворот, поднятые ладони, прыжок, левая нога ступает позади правой, медленно провожая тело в очередной полет по дуге. Алые ленты на руках взлетают вверх и в сторону, разворачиваясь в полете, опадают вниз и вместе, хлеща по телу. Цветы, разбросанные по дороге к узкому уступу скалы, сильно выдающемуся над долиной, отсюда выглядят белыми искрами огнива в серых сумерках. Она двигается и двигается, повторяя и повторяя одну и ту же короткую последовательность движений. И, наконец, далеко впереди в отступающем молочном тумане утра, окутывающем землю внизу, она видит огни. Первый костер разгорается плохо, второй левее и выше - вспыхивает ярко, словно просмоленная ветка. После четвертого она останавливается.
***
Женщина тяжело откинулась в кресле, прикрыв глаза. Каждый рассвет казался ее телу последним, забвение начинало скрадывать ориентиры, словно подступающая темнота углы комнаты, наползая к ночи, и все же, пока еще последняя жительница бункера помнила, кто она и что здесь делает. Под ее пальцами только что ожил экран - крохотный, на большее не хватало энергии, как она говорила, боясь признаться, что уже не помнит ни что есть энергия, ни что есть генератор, ни комбинации клавиш, увеличивающих картинку. Она наблюдала за танцующей на скале, словно огненный цветок, девушкой. В детстве ее отец отправлял сигнал - кажется, было какое-то зеркало, которое нужно было определенным образом развернуть под лучи звезды, чтобы танцовщица получила знак. Женщина тяжело вздохнула, коснулась пучка волос на затылке, и медленно поднялась из-за пульта, а потом нетвердой походкой пошла вглубь станции. Ей было больше лет, чем кому бы то ни было на планете - такова была реальность существования в бункере, где были лекарства и вода, но и они не защищали от старости. Она не покажет никаких знаков, увядающее прошлое не должно мешать юному будущему. От поворота она выпрямилась, став на полголовы выше, и зашагала несколько быстрее и увереннее, лицо приобрело лукавое выражение, вокруг глаз собрались мимические морщинки, делая ее моложе. Первая же дверь отъехала до упора в стену. За ней обнаружилась небольшая комната без окон. К низкой кровати был вплотную придвинут стул, вероятно для того, чтобы единственная посетительница могла разговаривать с единственным спящим. Пожилой мужчина медленно повернулся на ее шаги, улыбаясь.
- Еще один день, не так ли? Я рад, что ты донесла сюда свои старые кости, Карен.
- Да, и ты сделал милость, не помер этой ночью, - ответила в тон женщина.
- Ты несешь лишь порцию сарказма или в ней будут новости? - вроде бы безразлично ответил мужчина, приподнимаясь в полусидячее положение, но рука его, вся увитая синими венами, дрогнула в предвкушении.
- Говорящая с ветром, я видела одну на скале. Она танцевала общий сбор. Девушка увидела корабль, в этом нет сомнений. Мы не ошиблись.
- Да, я многое бы отдал, чтобы увидеть это своими глазами еще раз, - усмехнулся старик, - и с чего ты взяла, что это именно сбор? Не просьба о помощи, перемирие между племенами или предупреждение о засухе?
- Я уже видела этот танец дважды, и дважды он означал корабль и людей, - уверенно отрезала Карен, - еще девочкой я крутила эту запись. Отец тогда сказал - напрасно старается, это разбился исследовательский зонд, без людей...
- Но ты не помнишь, что это означает, - рассмеялся старик, - Я тоже, Карен, тоже не помню. А, может, и не знал никогда. Я видел лишь один сигнал. Мать - я говорил тебе, именно мать была хранителем знаний - утверждала, что это что-то вроде сигнальной системы, которая когда-то была в ходу на планете-прародительнице. Представь? Колыбель человечества до сих пор шлет нам свой привет с этими взмахами рук и танцем пламени на скале... Я тогда оставил отца и ушел на разведку. Я видел своими глазами серый металл корабля. Все погибли при посадке. Иначе бы корабль открылся.
- Это было глупо, тебя могли убить, - покачала головой старуха, ее рука дернулась в сторону постели, но так и не коснулась руки старика. Тот вздохнул, перевел на нее взгляд, но было понятно, что его глазам уже не суждено увидеть ее, лишь ощущение света, не более.
-Если бы остался, вот тогда...да. Но я ушел, и потом двигался по последним известным координатам. Я знал лишь, что если буду в пути достаточно долго и не собьюсь, выйду к руинам крепости, а в ней найду людей.
Старуха кивнула, припоминая. Она рано осталась без семьи, которую составляли лишь отец, такой же житель бункера и мать, знахарка одного из племен, бесконечно добрая женщина. Каждая вылазка могла кончиться смертью, но она все продолжала выходить к племени, врачевать, увещевать. Однажды она не вернулась. После безуспешных и долгих поисков, переговоров, просьб, отец выяснил, что она стала чем-то вроде жертвы кровожадному богу соседнего племени, случайной и оттого еще более трагической. Он горевал, сделался замкнутым, и, как только дочь запомнила все, что должна была о бункере, предках со звезд, сигналах и паролях...все, во что верил отец, он однажды ушел и больше уже не вернулся. Следующие пять лет она почти не выходила. К моменту, когда юноша вошел в зону контакта - расстояние пущеной стрелы от ее убежища - у нее была настолько острая тоска по людям, что она была готова взять в плен первого же местного туземца, просто чтобы говорить хоть с кем-то, чтобы не одна...По вещам, что он нес с собой, по тому, откуда пришел и как выглядел, она сразу распознала в нем такого же представителя исчезающего вида. Возможно поэтому она вышла на встречу, вопреки стандартному правилу двадцати шагов, которому обучали с самого детства. Двадцать шагов до пришельца и ты уйдешь живым. Двадцать шагов - стандартная мера профилактики местной чумы, оставившей не больше одного человека из десяти на всей планете и ставшей началом конца.
- Карен, они должны узнать о нас. Меня учили, что мы должны дать сигнал, - прервал ее мысли Тод, упрямо дернув подбородком, как ему казалось, в ее направлении, он сказал, - я знаю, что ты не помнишь, как запускать систему зеркал, но я мог бы разобраться.
- Возможно раньше, не сейчас, - мрачно отрезала она, - да и зачем? Мы не знаем, что это за корабль. Он сел в слепой зоне. Мы последние, и ты, и я это знаем, остальные убежища молчат, все 5.
- Шесть, все-таки шесть, - горькая складка прорезала его лицо, - я знаю, что говорю, я видел Полис своими глазами.
- Его нет даже на старых картах, - вспыхнула старуха, - сколько можно говорить о мифах? Нет и никогда не было никаких городов, только шесть станций, и их хранители. Откуда в тебе эта тяга к вранью, Тод, я никогда не думала, что ты будешь упираться в своих фантазиях так долго!
- Потому что я его видел, - заскрипел он ответ таким тоном, словно не собирался больше продолжать диалог с такой невежей. Карен посидела еще пару минут, надеясь на продолжение, потом встала и ушла, но у самой двери ее догнал голос:
- Ты должна дать им сигнал. Мы не помним прошлого, у нас нет будущего, но мы храним его. Для чего и кого? Записи, голограммы, дневники - для кого это все, если не для тех, кто прилетит спасти?
Она промолчала. Обратный путь был значительно дольше. Медицинский отсек, шприц, лекарство. Старик отказался в ее пользу от своей части, но она и сама не была уверена, что ей станет лучше, просто это...успокаивало. Есть не хотелось. Глупый восторг Тода был ей странен. Кому мы нужны? Где были эти спасатели, где был этот корабль, творящий мир, когда каннибалы получили в жертву мою мать? Где были эти рыцари в сверкающих доспехах, когда отец попал в ловчую яму? Мы предоставлены сами себе. Мы никому не нужны.
И все же, когда она пришла и села перед приборной панелью, ее взгляд упал на криво прикрепленный рисунок на одной из стен. Она нарисовала там корабль, который описывал ей отец, и людей, выходящих из него - серебристых великанов в скафандрах. А на переднем плане маленькую девочку с цветами - себя, за одну руку ее держала мать, а за другую отец. На самом верху большими печатными буквами стояла дата. Отец праздновал ее каждый год - он считал это великим праздником - днем прилета предков со звезд на планету Лурсис. Знает ли хоть кто-то в этих зеленых лесах, что имя планете Лурсис? Поет ли колыбельные своим детям на родном языке колонистов хоть одна мать?
Карен развернула экран. Она думала о том, что ее отец, а до него его родители, и все те, кто жил до нее, лишь затем оставались живы, чтобы дождаться. Она не верила, но в память о всех, кто верил до нее, женщина развернула экран, всмотрелась еще раз в запись плясуньи, закрыла глаза и воспроизвела две последовательности команд, которым пытался учить ее отец. По экрану пошел отсчет, а затем высветились буквы: “передача данных завершена. Отслеживать сигналы?” Карен щелкнула по кнопке подтверждения. Она была стара, ей было нечего терять. “Задайте радиус поиска?” Последняя хранительница знаний планеты Лурсис расширила радиус насколько позволяли ресурсы станции и свернула экран.
***
Четыре малозаметные тени входили в руины. Браслеты звенели на лодыжках, стукал посох о плиты, темной рекой лились волосы, слабо светились узоры на теле. Каждый шел не прячась, оставив вне белого круга оружие на виду у других. Движения были медленными настолько, что уже не успокаивали, а заставляли злиться. Говорящая с ветром вышла в центр, когда каждый остановился в двадцати шагах от красной площадки - расстояние безопасности. Время остановилось и она заговорила - и голосом, и танцем, и жестами - и оживала в ее пляске ярость, страх, предвкушение, надежда, но более всего любопытство. Это были почти молчаливые переговоры. Никто не подошел к ней ближе, это было табу. И все же она увидела, что они поняли. А значит чужаки не придут незамеченными, кем бы они ни были. Теперь знают все.
ГМ: Вереск и Марк Тремонти
Запись: старт в пятницу в 12:00
25 игроков
игроакки
Последнее редактирование модератором:
"Я и есть ветер"
