Сехметхотеп
Обитатель
Желание. Это место было буквально соткано из желаний. Только сейчас Китти (имя... в мире смертных все так странно... даже имена статичны... но пусть будет Китти, с этого слова все и началось) осознала, что такое подлинность, наполненность существования. Девочка, которую отец называл Амалией (хотя она уже не была ни Амалией, ни даже девочкой), азартно смотрела по сторонам, ловила каждый звук вокруг, втягивала воздух носом. Смертные сказали бы, что улица воняет выделанной кожей и нечистотами, а к этому примешивался запах готовящейся пищи, нестиранного белья, псины, пыли, нагретой солнцем древесины, были и редкие ароматы благовоний. Но Китти было все равно, главное - чувствовать. Осязать запахи. Обонять цвета. Видеть звуки. Девочка крепко сжала рукой перила повозки, в которой разместились беженцы с южных окраин Ферелдена. Чувствовать собственную кожу было... было... в языках смертных нет такого слова, это было так, словно кожа стала самим желанием - или желание кожей. Даже боль от вонзившейся занозы давала полноту, глубину существования. Девочка хищно улыбнулась.
Этой странной, противоестественной на лице совсем маленькой девочки, улыбки никто из сидевших в повозке не заметил - все они были отстранены и будто подавлены. И дело было не только в том, что они совсем недавно потеряли свои дома, а многие - и родных. Китти всю дорогу пила их желания, а их у страдающих обреченных людей было много. О да, это был чудесный пир! Настолько, что теперь эти смертные стали совсем тусклыми и блеклыми. Но теперь... теперь в мире смертных то, что они называют городом. Это время, когда смертных разом становится очень много. Денерим... да, такое слово произносили смертные.
Мир смертных обрушился на Китти сразу, как она вышла из того пустого подвала. Маттиас, о, как же он желал, чтобы его дочка была рядом. Его желание стало первой пищей. Хотя нет, не первой. Был еще тот смертный, что выпустил меня. Он тоже желал - желал исполнить мое желание. Это было... похвально. Но та горящая деревня, повозка - все это ничто по сравнению с тем пиршеством, которое ждет меня сейчас.
Повозка проехала мимо торговой площади. Китти заметила людей в робах. Маги? Да. Магов легко узнать, они колышутся, хоть и слабо. Но они не такие заставшие, как остальные смертные. Маги. Они могущественны и опасны. Но и желания их наиболее сладки и глубоки, они не исчерпываются так быстро, как эти... - Китти кинула взгляд на повозку с людьми. Но... что это?! Этого тоже легко почуять. Аромат Тени, слабый, но он есть. Храмовник? Они не дают упиваться желаниями... хотя некоторые из них сами им поддаются. И все же они опасны, даже более, чем маги.
Китти отвернулась. Но странный, едва уловимый отголосок желания этого смертного притягивал. Надо будет посмотреть за ним.
Повозка остановилась возле какой-то таверны. Маттиас неловко спрыгнул на землю, расплатился с извозчиком и взял их поклажу. Некоторые люди продолжали сидеть. Маттиас все же улыбнулся дочери - той, которую он считал дочерью. Хотя улыбка вышла вымученной, слабой, болезненной.
- Вот мы и приехали, дочка. Теперь все будет хорошо. - Он и сам не знал, почему теперь должно быть хорошо. Почему именно теперь? Ах да, нашу деревню разорили порождения тьмы, вскоре после того как король Кайлан потерпел поражение и погиб. Странно, но теперь это почему-то не вызывает ни боли, ни сожаления. А ведь должно? Или нет? Я не знаю... Главное, что у меня есть Амалия.
Девочка тоже спрыгнула с повозки, в отличие от Маттиаса, легко и весело, взяв на руки рыжую кошку, которую подобрала в одной из покинутых деревень. Что это - воспоминание? Нет, лишь еще одна грань желания.
- Я хочу есть, папа, - улыбка вышла еще более хищной и самодовольной, но ни Маттиас, ни кто-либо из окружающих на это не обратили внимания.
Отец с дочерью и кошкой зашли в таверну.
Этой странной, противоестественной на лице совсем маленькой девочки, улыбки никто из сидевших в повозке не заметил - все они были отстранены и будто подавлены. И дело было не только в том, что они совсем недавно потеряли свои дома, а многие - и родных. Китти всю дорогу пила их желания, а их у страдающих обреченных людей было много. О да, это был чудесный пир! Настолько, что теперь эти смертные стали совсем тусклыми и блеклыми. Но теперь... теперь в мире смертных то, что они называют городом. Это время, когда смертных разом становится очень много. Денерим... да, такое слово произносили смертные.
Мир смертных обрушился на Китти сразу, как она вышла из того пустого подвала. Маттиас, о, как же он желал, чтобы его дочка была рядом. Его желание стало первой пищей. Хотя нет, не первой. Был еще тот смертный, что выпустил меня. Он тоже желал - желал исполнить мое желание. Это было... похвально. Но та горящая деревня, повозка - все это ничто по сравнению с тем пиршеством, которое ждет меня сейчас.
Повозка проехала мимо торговой площади. Китти заметила людей в робах. Маги? Да. Магов легко узнать, они колышутся, хоть и слабо. Но они не такие заставшие, как остальные смертные. Маги. Они могущественны и опасны. Но и желания их наиболее сладки и глубоки, они не исчерпываются так быстро, как эти... - Китти кинула взгляд на повозку с людьми. Но... что это?! Этого тоже легко почуять. Аромат Тени, слабый, но он есть. Храмовник? Они не дают упиваться желаниями... хотя некоторые из них сами им поддаются. И все же они опасны, даже более, чем маги.
Китти отвернулась. Но странный, едва уловимый отголосок желания этого смертного притягивал. Надо будет посмотреть за ним.
Повозка остановилась возле какой-то таверны. Маттиас неловко спрыгнул на землю, расплатился с извозчиком и взял их поклажу. Некоторые люди продолжали сидеть. Маттиас все же улыбнулся дочери - той, которую он считал дочерью. Хотя улыбка вышла вымученной, слабой, болезненной.
- Вот мы и приехали, дочка. Теперь все будет хорошо. - Он и сам не знал, почему теперь должно быть хорошо. Почему именно теперь? Ах да, нашу деревню разорили порождения тьмы, вскоре после того как король Кайлан потерпел поражение и погиб. Странно, но теперь это почему-то не вызывает ни боли, ни сожаления. А ведь должно? Или нет? Я не знаю... Главное, что у меня есть Амалия.
Девочка тоже спрыгнула с повозки, в отличие от Маттиаса, легко и весело, взяв на руки рыжую кошку, которую подобрала в одной из покинутых деревень. Что это - воспоминание? Нет, лишь еще одна грань желания.
- Я хочу есть, папа, - улыбка вышла еще более хищной и самодовольной, но ни Маттиас, ни кто-либо из окружающих на это не обратили внимания.
Отец с дочерью и кошкой зашли в таверну.