Вереск
Гость
- Да-але-э-ка-а да-арогатвойааа!
- Да-ле-ка ти-ха...и...
Пастор сделал нетерпеливый взмах рукой, а брови его сошлись на переносице. Поющие продолжали.
- Э-эта да-аль и глушь...- звонко завел фальцет
- Неэээ для слаааабых душ, - вступил более низкий голос
- А что будет дальше поймеооошь, - вступил бас.
"Ах, прерия, прерия, - думал между тем пастор, - голозадые индейцы скачут, бахрома развевается, тыгыдым, тыгыдым. А я тут в жару стою и ..." Он подцепил указательным пальцем манишку и слегка отодвинул ее от шеи. Жара стояла удушающая, в ней хотелось думать исключительно о воде и женщинах. И о женщинах в воде. Пастор скрипнул зубами.
- Йи канээээшна мне дорога где таааааа - завел бас, заглушая общий хор. Обладатель голоса был в экваторе неизмеримо шире, нежели в других областях, и порождал звук столь мощный, что церковный колокол не стал бы с ним соперничать. Одухотворенное лицо певца с прикрытыми глазами выражало вселенскую скорбь и имело вид столь медитативный, что пастору захотелось сплюнуть.
В то же самое время из дверей салуна выпал человек. Затем он вполз назад, едва не оставив штаны на створках, но благодаря их своевременному вмешательству принял позу, более присущую человеческим особям, нежели низшим приматам. Впрочем, по этому экземпляру человека и сэр Дарвин вряд ли бы наверняка определил принадлежность к роду людскому. Битва с дверьми отняла последние силы у доблестного воина хмеля и солода. Едва войдя в салун он потребовал бифштекс и бесформенной грудой упал на первый же стол. Бармен усмехнулся, счеты под его руками звонко застучали. Все, что не падается, пьется и бьется в этом салуне - к лучшему, думал он. Ни снег, ни зной, ни нашествие команчей не может остановить движение капитала из карманов этих джентельменов в мой.
В то же самое время в гостеприимный город, который никого не ждал прибыл дилижанс. Потрепанный, черный, разумеется, ограбленный. Среди прочих совершенно заурядных пассажиров из него вышел один необычный. Посмотрим, как он движется по улице, обходя павших в борьбе с алкоголем. Он слишком чист и свеж для этого города. Прерия еще оставит на его белых перчатках свои серые следы, сотрет лоск с костюма и усыпет желтой пылью вычищенные до блеска штиблеты. Вот только изменит ли она его суть? Вот он был - и вот исчез в недрах салуна.
В то же самое время в своей спальне на втором этаже над салуном проснулась мисс Диана Литтл. Потянувшись сладко по-кошачьи она накинула шаль и высунулась в окно. Она делала это каждое утро, по временам постреливая особо талантливых ухажеров. Прошлой ночью на крыше через дорогу она видела команча. Жаль, револьвер был далеко. Мисс Диана оглядела улицу, не заметив ничего необычного. И присела к зеркалу. До вечернего выступления оставалось около четырех часов, следовало принять ванну. О, она надолго запомнила выражение лица пастора, который вошел в ее комнату, когда она сидела в лохани с водой.
В то же самое время по прерии вскачь неслись индейцы. Белые люди думали, что им просто нравится носиться туда сюда и орать "а-карасса!" На самом деле нет. Белым людям хотелось бы так думать. Краснокожие тоже считали, что у белых людей много странных привычек, взять хотя бы это немелодичное завывание хором. Разве боги белых людей не могут сказать им, что они фальшивят?
В то же самое время гробовщик закончил первый в это утро гроб. Сосновый, просторный, крепкий. Жара еще только набирала силу, а он уже порядком вымотался. Он аккуратно положил домовину на пол, забросил внутрь пару охапок соломы и улегся сверху, прикрыв себя крышкой. До вечерней прохлады оставалось достаточно времени на крепкий и здоровый сон.